Первый великий князь всея Руси Михаил Тверской

и нукер громко хохочет, генуэзец вежлию улыбается. Пока они говорили, движение на время остановилось. От каравана на другом берегу отделился конный всадник, по виду русский. Обраіцается к другому, совсем юному, своему слуге. — Ванятка, а ну-ка напои коней. Парнишка берёт обоих коней и спускается осторожно к воде чуть в сторону от брода, где начали движение осталь- ные. За ним следом идёт хозяин. Лошади пьют. Пьёт из при- горшни парнишка. Его хозяин достаёт из притороченной сумы деревянный ковш и, зачерпнув из речки, пьёт. Не до- пив, с досадой выплёскивает воду. За спиной раздаётся голос. Ещё один русский: — Что, не пьётся, Пантелеймон? Шибко горька водичка? — Л, здорово живёшь, Евстигаей... — Что, на князя свово Тверского глянуть страшно? Как в пыли валяться будет? Да ты не сумуй, не смотри на меня зверем-то! Я за свово князя Московского не ответчик. Коли неправое дело он вершит, нам-то с тобою чё делить-то? Вон у тебя кожи, у меня меха! Господи, жить бы да торговать друг с другом в мире и покое, дак нет„ А ты знаешь, как речушка эта называется? Её Адежь по-местному кличут, а по-нашему получается Горечь иль Горесть... Чё же делать, Пантелеймон, надоть чашу эту нам вместе испить, до дна.. Пусть горька она, как вся русская наша судьба.. Они медленно повернули своих коней и побрели к броду. И вновь потянулась длинная вереница медленно бредущих че- рез брод лошадей, скота, людей. Издали, обгоняя эту вереницу, показалось трое ордынских всадников. Обогнав всех, шумно переправились через брод, слегка задержались; мурза, их воз- главлявший, приветствовал наблюдавших за переправой: — Привет! Ну что, лшого сегодня народу, много уже про- шло? — Тьма! И едут-чо не только купцы да смерды, юн, посмот- ри, сколько вельмож-то. И все из стран инозелшых. Генуэзцы только что проехали... А это, смотри, это кто такие?