Первый великий князь всея Руси Михаил Тверской

— А что, Пантелеймон, не слышал, давно ли колода да цепи на Михаиле Ярославиче? — Да, почитай, поболе, чем два десятка дней. Я тогда в Мад- >кары только пришёл, дак вот зашёл в храм, ну, в ясский-то, на слркбу нашу православную... Я по-ихнему тоже маненько по- нимаю, знаю кое-кого из них, слышу, они за нашею Михаилу Тверскою молятся, за облегчение ею страданий, что, мол, зако- вали ею в цепи да колоду вот на шею повесили... Да, уж поболе дён двадг^ати-то... Вновь зашумела толпа, нукеры-стражники бросились расчищать дорогу, опять загудел карнай... По расчищенному проходу неспешно подъезжает татарский вельможа — нойон Кавгадый. Большинство в толпе склоняются в низком покло- не. Генрзгщі раскланиваются изящно, по-европейски, снимая и взмахивая с почтением беретами. Более сдержан поклон немещюю рыцаря Хорста. Б это время Евстигней опять обра- щается к Пантелеймону: — Пантелеймон, а это ниісак сам Кавгадый? —Он самый, я его в Твери запомнил опосля Бортенева Мрки- ки сказывали, в полон ею брали — дрожал, как осиновый лист. Всё это время, пока говорили меж собою русские кріцы, Кавгадый слезал с коня, оглядывая базар: достаточно ли мно- го народу? Не глядя на русского князя в пыли, оправляя соб- ственную одежду, прошёл мимо пленника в центр ковра и там рке возле подушек развернулся и с деланным изумлени- ем восісликнул: — Что такое, коназ Михаила? Ай, зачем на шее калода, па- чиму до сих пор ни сняли? Я давно пршсазал её снять! Он в ладони хлопнул, и сразу два дюжих татарина, ловко разъе- динив колоду, сняли с князя её. И обнажились на шее, на плечах іцювавые язвы, обрамлённые по іфаям спёкшейся чёрною кро- вью. И через эти іфая сразу же заструились іфасные ручейки. Кавгадый же громко зацокал: — Т-ца, т-ца, т-ца! Хан Азьбек не злой, хан наш добрый! Ценит он, что Биликим коназом в иво Русском улусе ты был'