Записки командира батареи

Великой Победе посвящается ... Батарея воевала давно, несла потери, и людей не хватало. Даже повар Григорян и старшина распределили обязанности так : повар варил обед, раздавал его, мьm кухню и отправлял ездового за три километра в Котлубань за водой, сам взваливал термос на спину и отправлялся к нам на НП. Старшина и санбрат садились чистить картошку. Однажды Григоряну оставалось дойти до нас метров 250, как вывернулись откуда-то два самолёта и сыпанули бомбы туда, где перебегал наш кормилец. Григоряна заволокло клубами дыма, ребята только ахнули. Даже кто-то вздохнул: "Вечная тебе память, Григорян!" Самолёты ушли, а я стал называть разведчиков, чтобы бежали к повару. Чёрный столб дыма от разрыва бомб ветер медленно двигал на наш НП, и вдруг из плотного клуба дыма выскочил живой Григорян. Летел без перебежек - пулей! - напрямую . Под крики "ура" упал на руки разведчиков. Глаза были вы­ таращены, пот и копоть покрывали и без того чёрное лицо, а суп из про­ битого термоса лился по спине. Ребята спешно закрьmи пробоину. - Ара! - вскричал обрадованный Григорян, - А я думал,горячая кровь течёт по спине! С Григоряном приходила к нам и почта. Носил он её довольно хитро: руки были заняты карабином и судком со вторым, за спиной - термос, куда деть газеты? Повар расстегивал ворот гимнастерки и совал туда газеты и письма, а на НП снимал ремень и тщательно тряс рубаху, высыпая всё, что велел передать замполит Осыкин. Иногда по дороге подбирал немецкие агитационные листки и даже целые журналы, сброшенные немцами с самолётов. Это "добро" молча сразу отдавал мне, Григорян порядки знал ... Всего не помню, но запомнил фотографию сына Сталина в плену, обросшего чёрной щетиной, в шинели внакидку. Семейных дел Сталина я, конечно, не знал и полагал всё это выдумкой. Но вид пленного, чей бы он сын не был, вызывал чувство щемящей жа­ лости. Тревожил душу тяжёлый взгляд страдальца, прибитого позором плена. Мы все тогда ходили под одним богом. Агитацию н-емцев отправлял с тем же Григоряном к замполиту, сам принимался читать вслух "Тёркина" . Его по гла;Jам печатали тогда в "Правде". Слова: "Шли по-ротно, шли по-взводно, шли компанией свободной и один, как перст, подчас ..." утвердили меня во мнении, что Твардовский тоже хлебнул горя в окружении. С питанием у меня связано несколько воспоминаний. Бомбёжкой сильно поранилр лошадь. Звонит Осыкин: - Как ты смотришь, если мы эту лошадь заберём в котёл? - А ребята будут есть конину? - Комбат, это же казаки? Их предки в походах не коров с собой гнали, лошадей! Решили всё же сварить отдельно, кто хочет пусть берёт себе кусок в котелок . Ничего, ели все. Я лично съел с удовольствием и жалел, что кусок попался скромнее моего аппетита. 104