Записки командира батареи

Великой Победе посвящается ... Едва начало смеркаться, мы на руках быстро вырвали орудия с огневой позиции и укатили за рощу. Мощный огневой налёт немцев опоздал минут на пять. Командиру дивизиона доложил по телефону, что задачу выполнил, повреждён один трактор. - Ну вот, а ты говорил, что пехоты не видишь! - пробасил командир, как мне показалось, довольным голосом. Утром, когда повреждённый трактор своим ходом тарахтел на огневую, телефонист молча протянул мне трубку. Говорили командир и комиссар дивизиона. Один сидел на НП, другой обосновался где-то в деревне. - Говоришь, по трактору попало? - переспросил комиссар. - Будем судить! - В бою всякое бывает, - гудел командир. - Но если не примем меры, нас с тобой не похвалят! - гнул своё комиссар. Я тихо положил трубку. От Голубкова не укрылось, что я чем-то расстроен . - Ты что приуныл? Или ешь пшена не вволю? - переиначил он известные с детства стихи, намекая на нашу постоянную пшённую кашу. Когда же я пересказал разговор начальства, то Павел махнул легонько рукой, как-то виновато улыбнулся и утешил: "3, комбат, за жизнь ещё столько всякого услышишь .. . Люди-то разные!" Павел Голубков умел говорить ёмко, что не каждому дано, особенно такой грех заметен у политработников. В нём сочетались крестьянский характер предков и собственные навыки мастерового - он был когда-то каменщиком . Причём, профессию вспоминал довольно своеобразно. Сделает что-то значительное и гордо скажет: "Мы каменщики!" - дескать, халтурить не приучены. Но если допустит промах, то сокрушенно вздохнёт: "Каменщики" - а звучит "деревня, что с нас возьмёшь?" В обед явился старшина с ворохом бумаг. Оказывается, принёс акты на списание павших в зимнюю бескормицу лошадей, а ещё каких-то термосов, рукавиц. И всё это валил на вчерашний обстрел. - Ты с ума сошёл! - заволновался я, вспомнив угрозы комиссара, ни одной лошади близко не бьmо! И на кой черт выдавал летом красноармейцам рукавицы? Старшина переждал пока я угомонюсь и начал загибать пальцы: - Так лошади сдохли ещё зимой, мы их не списывали, пришлось бы платить. Ну, а рукавицы и термоса мы растеряли! - и скромно замолк. Я ругался, вздыхал, но пришлось подписать. Начальству не докажешь, что корма заготовляет не командир батареи, а воровать солому в колхозе­ дело вообще подсудное. На следующий день сияющий старшина яl!ился с докладом раньше обычного и поведал: - Командир полка долго глядел на меня, а я ел, как говорится, начальство глазами. Потом он хмыкнул и всё утвердил. - И рукавицы утвердил? - удивился Голубков. - А как же, товарищ комиссар? Они же были в разбитой повозке! - Я так и доложил ему! 60