Зубчане в истории и культуре Отечества

а на самом деле всё вокруг пусто и катастрофически тихо . И мёртвые летом страшнее. Они , если то можно сказать о мёртвых , более живые, от них ещё долго остаётся ощущение растерзанности тела , ощущение чего-то ещё не переставшего принадлежать человеку. Ночуем в полуразрушенной избе. В ней осталось только двое жителей - до крайности исхудавшая молодая женщина Мария Семёновна и её дочь Анька . Аньке год. Она всё время кашляет надрывно, как большая . Мать укачивает, мы даём по­ сосать кусочек сахару - всё напрасно , недетский кашель бук­ вально выворачивает худенькое тельце. Мать объясняет, что зи­ мой застудила её. В избе стоял немец , а девочка болела животом и плакала по ночам - мешала немцу спать . Немец встанет, возьмет её из колыбельки , сунет мне в руки и толкает меня за порог. Выйду с ней на мороз и хожу под окна­ ми - она холодеть начнет и затихает. Я её обратно в избу и уже сама стерегу - как крикнет, опять с ней из избы . Немец не вы­ носил детского крика . Так и заморозила её, теперь всё кашляет, когда перестанет, не знаю. И я тоже не знаю . Немцы пробыли здесь семь месяцев . Вче­ ра мы их выгнали отсюда. Но, кроме радости возвращения, есть и горечь. Кроме поправимого , есть и непоправимое ... Вернувшись в Москву, я необычно долго сидел над очерком об этом наступлении. Никак не получалось. Откровенно напи­ сать о нём как о самопожертвовании во имя помощи другим фронтам было невозможно и психологически , и по условиям военной тайны , а писать как-то по-другому тоже было почти невозможно». Есть калининские, тверские реалии и во фронтовых кор­ респонденциях Симонова, опубликованных в газете «Красная Звезда» , и в цикле повестей «Из записок Лопатина», и в лирике военных лет. Константив Михайлович побывал на всех фронтах Великой Отечественной, но ржевские впечатления были для него самы­ ми тяжёлыми. 207